Не дай тискам печали себя зажать, Хайям!
Ни дня в пустых заботах нельзя терять, Хайям!
Впивай же свежесть луга, стихов и милых губ,
Потом в могиле душной ты будешь спать, Хайям.
* * *
Услышь, о муфтий, пьяницы рассказ!
Трезвей тебя я пьяный во сто раз:
Мне – кровь лозы, тебе же – кровь людей.
Так кто же кровожаднее из нас?
* * *
Если скажут, будто я пьян,- я таков!
Если «безбожник», скажут, «буян»,- я таков!
Для этих – мудрец, для тех – отшельник, безумец,
А я такой, каким я дан. Я таков!
* * *
О, если б, захватив с собой стихов диван
Да в кувшине вина и сунув хлеб в карман,
Мне провести с тобой денек среди развалин,-
Мне позавидовать бы мог любой султан!
* * *
И я, седобородый, в силок любви попал,
И вот в руке сверкает искрящийся фиал!
Рассудок терпеливый мне сшил халат заслуг,
А рок мой прихотливый все в клочья изорвал.
* * *
Я – словно старый дуб, что бурею разбит;
Увял и пожелтел гранат моих ланит,
Все естество мое – основа, стены, кровля,-
Развалиною став, о смерти говорит.
* * *
Отшельником не буду жить в сырой и мрачной келье,
Хотя я сед, я буду пить вино, ценя безделье.
Стал ныне кубок дней моих семидесятилетним,
Когда ж, как не теперь, искать отраду и веселье?
* * *
Влек и меня ученых ореол,
Я смолоду их слушал, споры вел,
Сидел у них… Но той же самой дверью
Я выходил, которою вошел.
* * *
Будь вольнодумцем! Помни наш зарок:
«Святоша узок, лицемер жесток».
Звучит упрямо проповедь Хайяма:
«Кем хочешь стань, по сердцем будь широк!»
* * *
Доколь мне в обмане жить, как в тумане бродить?
Доколь мне, о жизнь, осадки мутные пить?
Наскучила мне твоя хитрость, саки вероломный,
И жизнь я готов, как из чаши, остатки пролить.
* * *
Когда вселенную настигнет день конечный,
И рухнут небеса, и Путь померкнет Млечный,-
Я, за полу схватив создателя, спрошу:
«За что же ты меня убил, владыка вечный?»
* * *
Палаток мудрости нашивший без числа,
В горнило мук упав, сгорел Хайям дотла.
Пресеклась жизни нить, и пепел за бесценок
Надежда, старая торговка, продала.
РУМИ
ИЗ «MACНАВИ»
ПЕСНЯ ФЛЕЙТЫ
Прислушайся к голосу флейты – о чем она плачет, скорбит?
О горестях вечной разлуки, о горечи прошлых обид:
«Когда с камышового поля был срезан мой ствол пастухом,
Все стоны и слезы влюбленных слились и откликнулись в нем.
К устам, искривленным страданьем, хочу я всегда припадать,
Чтоб вечную жажду свиданья всем скорбным сердцам передать.
В чужбине холодной и дальной, садясь у чужого огня,
Тоскует изгнанник печальный и ждет возвращения дня.
Звучит мой напев заунывный в собранье случайных гостей,
Равно для беспечно-счастливых, равно и для грустных людей.
Но кто бы – веселый иль грустный – напевам моим ни внимал,
В мою сокровенную тайну доселе душой не вникал.
Хоть тайна моя с моей песней, как тело с душою, слиты -
Но не перейдет равнодушный ее заповедной черты.
Пусть тело с душой нераздельно и жизнь их в союзе, но ты
Души своей видеть не хочешь, живущий в оковах тщеты…»
Стон флейты – могучее пламя, не веянье легкой весны,
И в ком не бушует то пламя – тому ее песни темны.
Любовное пламя пылает в певучей ее глубине,
Тот ныл, что кипит и играет в заветном, пунцовом вине.
Со всяким утратившим друга лады этой флейты дружны,
И яд в ней, и противоядью волшебно соединены.
В ней песнь о стезе испытаний, о смерти от друга вдали,
В ней повесть великих страданий Меджнуна и бедной Лейли.
Приди, долгожданная, здравствуй, о сладость безумья любви!
Верши свою волю и властвуй, в груди моей вечно живи!
И если с устами любимой уста я, как флейта, солью,
Я вылью в бесчисленных песнях всю жизнь и всю душу свою.